На правах рукописи

Бутина Елена Александровна

Рецепция идей Э. фон Гартмана в русской философской мысли конца XIX – начала XX веков

Специальность 09.00.03 – история философии

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата философских наук

Москва – 2013

Работа выполнена на кафедре философии факультета социологии, экономики и права ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет»

Научный руководитель:

доктор философских наук, доцент

Дмитриева Нина Анатольевна

   

Официальные оппоненты:

Резниченко Анна Игоревна,

кандидат философских наук, доцент

ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» философский факультет, кафедра истории отечественной философии, доцент кафедры

   
 

Блауберг Ирина Игоревна,

доктор философских наук, ФГБУН «Институт философии Российской академии наук» сектор современной западной философии, ведущий научный сотрудник

 

 

Ведущая организация: ФГАОУ ВПО «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Защита состоится «16» декабря  2013 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.06 при ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет» по адресу: 117571, Москва, проспект Вернадского, д. 88, ауд. 818.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке при ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет» по адресу: 119991, Москва, ул. М. Пироговская, д. 1.

Автореферат разослан «    » ноября 2013 г.

 

 

Ученый секретарь

диссертационного совета

 

 

 

 

Кузнецова Светлана Вениаминовна

 

 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Проблема рецепции западных идей в русской философии связана с актуальными вопросами об уникальности исторического пути России и особенностях складывания русской культуры. Повышенный интерес к этой проблематике проявился в последней трети XIX – начале XX века – в период интенсивного формирования в России собственной философской традиции. Этот процесс шел параллельно с процессом выработки философского языка, механизмов высказывания и аргументации философских идей, образования философских течений и направлений. Ориентиром в этом процессе нередко служили западные учения, вызывавшие неоднозначную оценку у российских философов и, как результат, бурную полемику, что побуждало их к апробации идей и формулированию собственных концепций.

Одним из западных философских учений, привлекших пристальное внимание русских философов, стало учение Эдуарда фон Гартмана. Рецепция идей немецкого философа в России была связана с поиском альтернативных концепций в период всеобщего увлечения позитивизмом, с религиозно-метафизическими исканиями В.С. Соловьева, а также со специфическим политическим фоном, обусловившим быстрое усвоение философских оснований пессимистического мировоззрения, пропагандируемого А. Шопенгауэром и Э. фон Гартманом.

Однако проблемное поле, связанное с рецепцией гартмановских идей в России гораздо шире, чем это кажется на первый взгляд. Оно включает в себя также вопрос о культурно-историческом значении научно-технического прогресса и основаниях русского модернизма, полемику о методах познания и спор об онтологической сущности бессознательного и другие. Многие российские философы, ученые и художники были знакомы с трудами Гартмана, проявляли интерес к его философской системе и даже страстно увлекались ей. Уже при беглом очерчивании проблемного горизонта реципированных идей обнаруживаются существенные лакуны в современном представлении о месте философских идей Э. Гартмана в русском философском дискурсе.

Изучение философской рецепции ставит исследователя также перед историко-биографическими вопросами, ответы на которые необходимы для выявления специфических условий рецепции, и проблемами текстологического характера, без решения которых невозможно постижение особенностей философского творчества участников этого процесса. На этом пути неизбежно открытие и возвращение в историко-философский контекст забытых или малоизвестных имен, их текстов и концепций.

Таким образом, актуальность темы диссертационной работыопределяется прежде всего тем, что без исследования рецепции философских идей Э. Гартмана в России вся картина русской философии и культуры последней трети XIX – начала ХХ веков окажется неполной, а наше понимание особенностей ее развития – недостаточным.

Необходимо также заметить, что непосредственное внимание к проблеме рецепции идей, подходов и концепций и ее первые теоретические и методологические разработки возникли не в области философии, а в русле филологических исследований. Однако вопросы, связанные с рецепцией философских идей, уже, по крайней мере, полтора столетия явно или неявно присутствуют в философских исследованиях, в особенности историко-философских, и нуждаются во всестороннем прояснении: историческом, методологическом и теоретическом.

Степень разработанности проблемы. Диссертационное исследование по истории философии предполагает обращение к первоисточникам, архивному материалу, а также исследовательским текстам, имеющим отношение к проблематике работы. Упоминаний о Гартмане в обширной литературе, посвященной русской философии, достаточно много. Нофундаментального русскоязычного (аутентичного или переводного) исследования о философии Э.фонГартмана до сих пор нет, как не существует специальных исследований по вопросу рецепции философии Э. Гартмана в России.

Философию Гартмана российские исследователи рассматривают часто лишь в связи с конкретными концепциями или отдельными идеями, формировавшими российский интеллектуальный контекст конца XIX – начала XX вв. Вписывая учение Гартмана в этот контекст, исследователи (И.А. Андреева, К.С. Бакрадзе, Ф.В. Басин, В.В. Большакова, А. Валицкий, Г.Н. Велиев, П.П. Гайденко, А.Р. Геворкян, А.В. Гулыга, Ю.Н. Давыдов, С.В. Зубов, Ю. Иваск, Э.В. Ильенков, В.М. Лейбин, Е.С. Линьков, А.Ф.Лосев, В.А. Малинин, Т.Г. Масарик, К.В. Мочульский, Н.В. Мотрошилова, И.С. Нарский, Е.А. Прибыткова, М.М. Розенталь, С.Б. Роцинский, Е.Н. Трубецкой, С.Н. Трубецкой, С.Г. Семенова, Е. Симова) неизбежно фрагментируют его, поскольку рассматривают только ту его сторону или часть, которая находится в тесной связи с идеями того или иного интересующего их русского мыслителя. Такой же принцип выборочности присущ исследователям-литературоведам: М.С. Агурскому, Л.Н. Афонину, Д.А. Балике, Н.Я. Берковскому, М.С. Гусу, Е.С. Грачевской, И.А. Дергачеву, Г.Д. Ивановой, В.В. Кожинову, Л.Н. Назаровой, Пак Сан Чжину, Г.В. Петровой и другим.

Подступы к проблеме рецепции идей немецкого философа на отечественном материале предлагает О.Н. Грищенко в статье «О Гартмане в России. Э.Гартман и В.В.Берви-Флеровский» (1992).

Исследования, анализирующие саму философскую систему Э. Гартмана, появлялись еще при жизни немецкого метафизика (монографии О. Брауна, А. Древса, В. Калдвела, Р. фонКёбера, А. Маркуса, С. Рубинштайн, Х. Файхингера, Й.К. Фишера, Й. Фолькельта, К. Хаймонса, Г. Ханземана, Е.О. Шмидта, М. Шнайдевина). Среди них были тексты как критико-полемического, так и апологетического характера и даже одно, ставшее весьма популярным, юмористическое стихотворное «дополнение» к гартмановской «Философии бессознательного» М. Реймонда. Всё это говорит о невероятной прижизненной известности немецкого философа у себя на родине. После смерти Гартмана поток исследований резко сократился, в 1910-1920-х гг. с критикой гартмановского учения выступили Л. Циглер, Г. Кёниг, Ф.В. Бреполь, Дж.С. Холл, Л. Зенетти, М. Шмит, П. Моос, Э.Л. Кун, Э. Блох, Ф.-И. фон Ринтелен. В конце 1920-х – начале 1940-х последовали монографии В.фон Шнеена, Х. Хейнрикса и В. Раушенбергера. Возобновление интереса к учению Гартмана обозначило появление монографии В. Гартмана о философии М. Шелера, рассмотренной в ее отношении к учению Э. Гартмана (1956). И если в 1963 г. в многотомной «Истории философии» Ф. Коплстона для Гартмана нашлось место только в одном подпункте в главе, посвященной философии Шопенгауэра (т. 7, гл. 14), то следующие годы ознаменовались появлением сразу нескольких работ, посвященных философии Гартмана: монография Д. Дарноя (1967), диссертации Г. Кюбарта (1970), Ф. Байнрота (1970), В. Пфреппер-Баттенберга (1982), Х. Вайсмюллера (1985). В. Тыбурский в 1993 г. разрабатывал вопрос рецепции идей Гартмана в польской философии. В 2001 г. Э. Фёльмике габилитировалась в Бонне работой «Бессознательное в немецком идеализме», где один из параграфов был посвящен Гартману. В 2006 г. к 100-летию со дня смерти Э. фон Гартмана вышли монография Ж.-К. Вольфа, сборник малоизвестных статей Гартмана под редакцией Вольфа, а также ряд статей того же исследователя. В 2009 г. – переиздание книги Гартмана «Феноменология нравственного сознания» под редакцией и с послесловием Вольфа. В 2010 г. – сборник статей под редакций А. Николса и М. Либшера «Осмысливая бессознательное: немецкая мысль XIX века», где статья С. Гарднера была посвящена философии бессознательного Гартмана.

Вопрос об исследованности философской рецепции как специфического историко-философского метода транскультурной трансляции философского знания неоднозначен. Несмотря на то, что слово «рецепция» в заголовках философских исследований употребляется достаточно часто, теоретически вопрос о рецепции как о философском методе решался в основном в рамках сначала феноменологии, затем литературоведения и герменевтики. Так, в рецептивной эстетике «констанцской школы» (Х.Р. Яусс, В. Изер и др.) история литературы (в широком смысле слова) рассматривалась как история восприятия смыслов. Понятие «репродуктивной рецепции», сформулированное в рамках рецептивной эстетики, обозначает реакцию культурной среды на произведение, что предполагает воспроизведение текстов, переводы, литературную критику, в отличие от «продуктивной рецепции» понимаемую как «вхождение» в творчество других авторов. Лучше всего как в российской (Н.С. Автономова, Л.С. Бархударов, Р.О. Якобсон), так и в западной литературе (Л.Г. Венути, В. Беньямин, У. Эко) разработана методология перевода. О рецепции как особом механизме функционирования идей в истории философии писали польские (В. Тыбурский, Я. Гаревич) и российские (Т.В. Бернюкевич, Н.А. Дмитриева, Л.А. Микешина, П.В. Резвых и др.) исследователи.

Об особенностях восприятия европейских философских идей в русской философии говорится достаточно часто, наиболее полно «продуктивная рецепция» исследована в работах А.Н. Круглова о философии Канта в России, П.В. Резвых о философии Шеллинга, в сборниках «Христиан Вольф и русское вольфианство» под ред. Т.В. Артемьевой и М.И. Микешина, «Христиан Вольф и философия в России» под ред. В.А. Жучкова, «Кант и философия в России» под ред. З.А. Каменского и В.А. Жучкова, «Философия Шеллинга в России» и «Философия Фихте в России» под ред. В.Ф. Пустарнакова, «Огюст Конт: взгляд из России» под ред. К.Х. Делокарова и Б.М. Шахматова, в монографиях Д.И. Чижевского, Э. Клюс и др.

Объектом исследования выступают тексты (философские статьи, публицистика, воспоминания, художественные произведения, эпистолярное наследие, записи лекций и учебных планов), в которых отражается философская рецепция учения Э. Гартмана в России.

Предметом исследования является рецепция идей Э. фон Гартмана в русской философской мысли конца XIX – начала ХХ вв.

Цель и задачи исследования:

Целью диссертации является историко-философская реконструкция рецепции в России философского учения Э. фон Гартмана, исследование филиации и развития его идей на русской почве. Задачи исследования определяются выбранной целью:

– рассмотреть рецепцию как реакцию читателя на прочитанный философский текст, способствующую появлению нового знания, предложить возможную классификацию этапов рецепции, показать место и роль рецепции в философии вообще, а также в русской философии в особенности;

– проследить развитие рецепции в России идей Э. фон Гартмана, обосновав ее место в истории философии как один из наиболее репрезентативных примеров рецепции западноевропейской философской мысли в русской философии;

– выявить особенности и основные направления рецепции гартмановской философии в российском философском сообществе и околофилософских кругах Серебряного века;

– показать значение идей Гартмана для русской философской традиции и интеллектуальной культуры конца XIX – начала ХХ вв.;

– ввести в научный оборот философские тексты из архива русского философа А.И. Огнёва, одного из наиболее ярких реципиентов и исследователей философского учения Гартмана.

Методологические основания исследования:

Историко-философская методология выступает как основной инструмент диссертационного исследования и предполагает метод сравнения, сопоставления, анализа и обобщения, а кроме того – метод реконструкции применительно к интеллектуальному контексту, в котором осуществлялась философская рецепция учения Э.Гартмана, и к истории самой рецепции. Историко-философский материал понимается в исследовании как «общая система формирования и преобразования высказываний», как «архив эпохи» (М. Фуко)[1].Герменевтический метод позволяет выявить место идей Э. Гартмана в русской философии и культуре, а принцип историзма – вписать их в контекст эпохи. Структурированность и систематичность придает работе дескриптивный метод с элементами компаративистского и структурно-функционального анализа. Методолого-теоретической основой диссертационного исследования служит подход, разработанный в рамках «рецептивной эстетики». Использование филологического анализа (интерпретации) позволяет выявить философские идеи в литературных произведениях.

Научная новизна исследования:

– проведена историко-философская реконструкция рецепции идей Э. Гартмана в русской философской мысли; выявлены идеи и концепции Гартмана, реципированные на русской почве, а также имена тех русских мыслителей, которые принимали участие в процессе рецепции на разных ее этапах;

– на примере рецепции философии Э.Гартмана в России предложена и обоснована генеалогическая модель (этапы развития) философской рецепции;

– показано место и значение философских идей Э. Гартмана в интеллектуальном дискурсе конца XIX – начала XX вв. в России;

– введены в научный оборот архивные тексты русского философа А.И. Огнёва из личного архива о. Саввы (Михалевича) как яркий пример рецепции философии Э. фон Гартмана в России.

Положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Русская философия в конце XIX – начале XX вв. активно воспринимала и усваивала западные философские идеи. На примере рецепции идей Э. Гартмана можно видеть, что спектр отношения представителей разных философских направлений в России к тем или иным идеям немецкого философа включал в себя все оттенки рецептивности: от полного приятия до резко критического отторжения, от вольной, в том числе художественной интерпретации до создания собственных концепций с использованием лишь реципированного «вокабуляра».

2. Философия Э. Гартмана нашла большое количество откликов не только среди университетских философов, но среди русских интеллектуалов вообще, так как в ней затрагивался большой круг философских и экзистенциальных проблем. Гартмановские идеи значительно повлияли на изыскания некоторых русских мыслителей религиозного толка (К.Н. Леонтьева, Н.Ф. Фёдорова), способствовали формированию оригинальных философских концепций В.С. Соловьёва, С.Н. Трубецкого, Д.Н. Цертелева, А.И. Огнёва, нашли отражение в художественных образах и эстетических концепциях русских писателей. Реципированные идеи Гартмана, таким образом, не только присутствовали, но и в некоторых вопросах (пессимизм, проблема реальности) задавали интеллектуальной дискурс в России в конце XIX – начале XX в.

3.История рецепции гартмановских философских идей в России демонстрирует активную включенность русских философов в европейскую «лабораторию идей», опыт функционирования которой, однако, не копировался, а творчески усваивался и перерабатывался в иной культурной среде, позволяя ее представителям создавать оригинальные философские учения и художественные произведения, имеющие самостоятельную культурную ценность.

4. Философская рецепция представляет собой реакцию на идеи, приходящие извне национальной философской традиции, и включает в себя три этапа – знакомство, адаптацию, исследование, что обосновывается наобширном историко-философском материале.

Теоретическая и практическая значимость исследования:

Результаты диссертационного исследования представляют непосредственный интерес для специалистов в области истории философии, философской методологии, философии культуры и философской компаративистики. Результаты работы могут быть использованы в учебных курсах по истории философии и истории науки (прежде всего психологии), по русской философии и теории познания, а также в преподавании культурологии, истории русской литературы и в специальных курсах по интеллектуальной истории России.

Апробация полученных результатов:

Основные положения диссертационного исследования были апробированы автором в выступлениях на заседании кафедры философии и аспирантском семинаре, вузовской конференции по результатам научной деятельности МПГУ (Москва, март 2011, 2012, 2013), на международной научной конференции «Русская философия: история, методология, жизнь» (Полтава (Украина), июнь 2011), на VI всероссийской научной конференции с международным участием «Булгаковские чтения» (Орел, май 2012).

Структура работы.Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, восьми параграфов, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность темы исследования, проанализирована степень ее разработанности, сформулированы объект, предмет, цель и задачи исследования, определены научная новизна, положения, выносимые на защиту, изложены методологические основания, теоретическая и практическая значимость работы, а также приведены данные об апробации работы и структуре исследования.

В первой главе диссертационного исследования «Исторические условия и методологические основания философской рецепции учения Э. фон Гартмана в России» рассматриваются методологические подходы к феномену философской рецепции, дается обзор основных положений гартмановской философии – прежде всего тех, что были восприняты российскими мыслителями, а также анализируются историко-культурные обстоятельства первого знакомства в России с философским учением Гартмана.

Впервом параграфе первой главы«Философская рецепция: ее сущность и место в истории русской философии»рецепция представляется автором диссертации как реакция читателя на прочитанный текст, охватывающая собой не только центральные философские труды, но и публицистику, эпистолярное и мемуарное наследие, наброски, черновики, материалы к лекциям, а также действия, совершенные под воздействием прочитанного.

Решение проблемы о значении рецепции в истории философии – это по сути ответ на вопрос об оригинальности национальной мысли. Дискуссия о самобытности русского философствования возникает в конце XIX – начале XX веков в работах Я.Н. Колубовского, В.В. Чуйко, АлександраИ.Введенского, АлексеяИ.Введенского, Э.Л. Радлова, А.Ф. Лосева, В.В. Розанова, Г.Г. Шпета, Н.А. Бердяева, Б.В. Яковенко и других. Рефлексия русских мыслителей о процессе принятия идей извне свидетельствовала об активном формировании национальной философской традиции, питающейся, однако, из самых разных идейных источников.

Наиболее продуктивный методологический подход к рецепции, на взгляд автора исследования, был разработан основателями «констанцской школы» рецептивной эстетики Х.-Р. Яуссом и В. Изером. Введенное Яуссом понятие «горизонт ожидания» позволяет объяснить бесконечное число интерпретаций, возникающих при чтении одного текста разными читателями. Представление о механизме появления новых смыслов необходимо для понимания самого процесса философской рецепции, возникающего как на оси синхронии (от одной культурной традиции к другой, развивающейся параллельно), так и в перспективе диахронии (от одной исторической эпохи к другой, в том числе в рамках одного культурного пространства).

Можно предложить следующую модель развития философской рецепции. Процесс восприятия любого учения в рамках той или иной философской традиции проходит в несколько этапов. На первом этапе отдельные представители принимающей традиции только знакомятся с философской концепцией «внешнего» мыслителя, выражая свою реакцию в рецензиях, переводах, вступительных статьях к ним. Особое значение на этом этапе имеет перевод как особый вид понимания, стимулирующий выработку оригинальных идей. Второй этап – адаптация – подготавливается ранними откликами на философское построение, формирующими общественное мнение. Адаптирование предполагает заимствование как прямое (т. е. безоговорочное принятие реципируемого учения в целом или апологию его отдельных концепций), так и косвенное (т. е. трансформацию реципированных идей, усвоение логических моделей, методологии с целью создания собственной концепции). Со смертью автора наступает исследовательский период, характеризующийся освобождением от влияния личности автора и его прижизненной репутации, наличием корпуса его текстов, отражающих всей его творческий путь, и, следовательно, возникновением возможности целостного исследования учения ушедшего философа.

Все три этапа можно проследить на примере рецепции в России философских идей Э.фон Гартмана.

Второй параграф первой главы «Основные философские идеи Э. фон Гартмана» представляет собой краткий обзор философской системы немецкого мыслителя, различные части которой вызвали отклик у русских мыслителей.

Эпиграф «Философии бессознательного» был в духе позитивистских исканий: «Спекулятивные результаты в соответствии с индуктивно-естественнонаучным методом», а методологическая платформа снабжена многочисленными примерами из естественных и точных наук, которые должны были удостоверить читателя в правильности выводов о бессознательном как первооснове мира.

Свою аргументацию в «Философии бессознательного» Гартман строит на рассмотрении феноменов (инстинктивного поведения, рефлексов, функционирования внутренних органов, восстановительных процессов в организме), допускающих телеологическую трактовку. Эта трактовка, по мнению немецкого философа, не нуждается в верификации экспериментальными средствами, так как ее истинность обосновывается имманентной волей, которая содержит репрезентацию (или идею) того результата, который должен быть достигнут.

Другая стратегия, которую применяет Гартман в своем подходе к бессознательному, предполагает наличие двух атрибутов – воли и представления, образующих изначальное единство. И хотя, казалось бы, рассматривать различие атрибутов по отношению к абсолютному бессознательному нужно лишь как умозрительное, немецкий метафизик настаивает на реально существующей обособленности воли и идеи на предонтологическом уровне, т.е. в добытийственном мире (ничто). Мир вместе с бессознательным возникает из-за ошибки идеи как носителя онтологического и воли как потенциальности воления. В попытке уйти от материалистического объяснения сознания Гартман декларирует волю и идею как общее начало, причем в этом случае первоначальным является бессознательное, а сознательная деятельность не что иное, как «продукт бессознательного духа и воздействия на него материи».

В гносеологии Гартман выделяет три возможные точки зрения на субъект-объектную оппозицию: наивный реализм, трансцендентальный идеализм и трансцендентальный реализм, объявляя себя приверженцем последней. Его интерес к механизму познания выразился в разработке системы категорий.

В этике Гартман объявляет условиями нравственности автономию воли и пессимизм и указывает три уровня моральных принципов в нравственном сознании: субъективные (мораль вкуса, чувства и разума), объективные (принцип общего блага, культурного развития и нравственного миропорядка) и абсолютные (монистический, религиозный принципы и принцип абсолютный телеологии), венчает которые моральный принцип спасения, или «негативный абсолютно-эвдемонистический принцип морали».

В своей трактовке пессимизма немецкий философ формулирует концепцию трех стадий иллюзий: первая характеризуется невозможностью достижения счастья при жизни человека, вторая – в трансцендентном мире, третья – в будущем для всего людского рода. Пессимистическое мировоззрение требует, согласно Гартману,новой пантеистической религии. В философии религии Гартман отрицает богочеловеческую суть в Иисусе Христе, считая его реально жившей исторической личностью и примером проявления умозрительного принципа искупления.

В третьем параграфе первой главы «Первое знакомство в России с учением Э. фон Гартмана» рассматривается интеллектуально-исторический фон начала рецепции в России гартмановских идей и первая реакция на них русских мыслителей.

Отклики на «Философию бессознательного» Гартмана появились в России через четыре года после выхода в Германии первого издания (ноябрь 1868) этой работы. Первые рецензии выходят из-под пера представителей народничества: П.Л. Лаврова, Н.К. Михайловского, А. Соловьева, по своим философским взглядам близких позитивизму. Главной мишенью критики была гартмановская идеалистическая метафизика, иррационализм и пессимизм. Кроме того, по мнению Лаврова, Гартману не хватает логичности в построении своих суждений и строгости в привлечении результатов естествознания. В «бессодержательной схоластике» Гартмана Лавров видит кризисные явления западноевропейской философии.

Н.К. Михайловский поставил себе задачу показать несостоятельность «теоретического идеализма» Гартмана, поскольку это направление ведет, по мнению русского философа, к падению нравов, дает неоправданные надежды и мечты; «философия бессознательного» как пример призыва к самоубийству, поэтизации гибели, небытия опасна для молодых умов, воспитывает поколение Фаустов – эгоцентристов, отгородившихся своими желаниями от общественных проблем и тем способствующих утверждению капитализма.

Университетская философия в лице П.Г. Редкина, Ф.А. Зеленогорского, Г.Е. Струве и М.И. Каринского тоже отреагировала на новую философскую систему. Для Редкина, поначалу гегельянца, увлекшегося затем позитивизмом, метафизика Гартмана, возможно, оказалась переходным этапом от ранних увлечений диалектикой к контовской философской системе. Русский мыслитель пленился статьей Гартмана «NaturforschungundPhilosophie», в которой философия трактуется как метафизика, а идея о превосходстве философии на другими науками и ее способности синтезировать их результаты схожа с гегельянской.

Ф.Ф. Зеленогорский находит в «Философии бессознательного» ряд неточностей, возникших из-за отсутствия в этой работе Гартмана критического подхода и четких определений вводимых понятий, а также из-за наличия противоречий в логике построения. Мысль Г.Е. Струве протекает в том же русле, что и у Зеленогорского, но охватывает весь спектр философских идей Гартмана – от онтологии до этики. Струве дает достаточно высокую оценку его книге, но наличие лакун и противоречивых суждений снижают общее позитивное впечатление русского критика. М.И. Каринский сомневается в оригинальности системы Гартмана, замечая в «Философии бессознательного» сильное влияние идей А. Шопенгауэра.

Ю.Ф. Самарин и К.Д. Кавелин найдут в «Философии бессознательного» увлекательное чтение, обогащающее новыми знаниями о «несознаваемых» процессах, но по духу враждебное славянофилам. Антирелигиозные взгляды, вытекающие из пессимизма, по мысли Самарина, схожи с идеями Э. Ренана и просветителей XVIII века.

Важная веха на этапе знакомства – появление переводов реципируемого автора. А.А. Козлов осуществляет перевод-пересказ «Философии бессознательного» Гартмана, между русским и немецким философами завязывается переписка.

Во второй главе «Адаптация философских идей Э. фон Гартмана русскими мыслителями» проанализирован второй этап рецепции гартмановских идей России в философских и околофилософских кругах, показана его специфика и тематическое богатство, а также диалогичность и принципиальная открытость русской философии влияниям «извне».

В первом параграфе второй главы «Опыты адаптации идей Э. фон Гартмана русскими философами» рассматриваются попытки адаптации философских идей Гартмана В.С. Соловьевым, Д.Н. Цертелевым, Н.Ф. Федоровым, К.Н. Леонтьевым, С.Н. Булгаковым, С.Н. Трубецким и другими русскими философами, их реакция на пропагандируемые Гартманом философский иррационализм и пессимизм, которые наряду с другими идейными веяниями подготовили Серебряный век в русской культуре.

По отношению к учению Гартмана в философском творчестве В.С. Соловьева можно выделить три периода: принимающий, соперничающий, отрицающий. К «принимающему» периоду относятся его ранние работы, «соперничающий» приходится на 1878-85-е гг., т.е. на период складывания собственной философской системы, а примерно с 1885 г. начинается последний этап, характеризующийся отрицанием идей Шопенгауэра и Гартмана. В «Кризисе западной философии» Соловьев обращается к Гартману, чтобы преодолеть с его помощью односторонность гипостазирования воли А.Шопегауэром в качестве сущности бытия. «Соперничающий» этап демонстрирует перекличку идей Соловьева и Гартмана, причем соловьевская мысль опережает гартмановскую. Это говорит о проявлении самостоятельности и оригинальности русского философа, первоначально инспирированных, однако, немецким метафизиком.

Друг В.С. Соловьева Д.Н. Цертелев был лично знаком с немецким философом и активно переписывался с ним, затрагивая такие философские проблемы, как, например, вопрос о бессознательном, об индуктивном методе, о понимании «нравственного зла». Цертелев стал апологетом философского пессимизма вообще и философии бессознательного, в частности, одним из немногих, кто принял построение Гартмана целиком.

Концепция пессимизма немецкого философа была творчески воспринята Н.Ф.Федоровым и Н.К. Леонтьевым. Развитие цивилизации, по мысли Федорова, приносит только войны: гуманистическая мысль не смогла разрешить конфликты, зарождающиеся в умах. Идея Федорова о «конференции мира» как союзе людей против «слепой силы природы», под которой понимается бессознательное Гартмана и воля Шопенгауэра, должна рассматриваться как поиск возможностей восстановить мировое равновесие. Цель конференции мира – «возвращение к жизни», «воскрешение». Леонтьев, как и Федоров, остро чувствовал катастрофизм своего времени. Идея прогресса признавалась Леонтьевым антихристианской, и он для подтверждения собственной мысли апеллировал к Гартману как авторитетному философу. Русский философ принимает гартмановскую концепцию о необходимости пессимизма для религиозного обновления, поскольку потребность в вере возникает только при бедственном положении человека.

В своих философских исканиях обращался к текстам Гартмана и С.Н. Булгаков. В христианском учении о трехипостасности Божией и сотворении мира словом, а также в философских системах Ф. Шеллинга, В.С. Соловьева, С.Н. Трубецкого, А.Шопенгауэра и особенно Э.Гартмана находит «идею о конкретном синтезе алогического и логического в сверхлогическом единстве жизни» («Философия хозяйства»). Булгаковское понимание жизни предполагает «мистическую глубину переживания», и потому наиболее ценной в построении Гартмана русский философ считает шеллингианскую мысль о слепом интеллекте; бессознательное же понимается им как сверхсознательное.

За концептуальную близость бессознательного к абсолютному разуму Гартман подвергался нападкам со стороны представителей Церкви. В центре внимания критической богословской мысли было понятие Бога в традиции идеалистической философии.

Бессознательное вызвало полемику и в психологической среде. Психологи-физиологи отвергли гартмановскую концепцию бессознательного. Однако позитивистский пафос сочинений Гартмана подтолкнул В.В. Велямовича к созданию работы «Психофизиологические основания эстетики». Вопрос о личных предпочтениях в прекрасном автор этой книги, опираясь на учение Гартмана, решает с позиции полового подбора и половой любви, вульгаризируя тем самым решение проблемы эстетического вкуса. В связи с учением Гартмана возникает также вопрос о роли бессознательного в творчестве (П.Д. Боборыкин, В.А. Болтина, С.С. Корсаков, А.И. Фаворский).

Пессимистическое направление, представленное А. Шопенгауэром и Э. Гартманом, быстро овладевало умами поколения 1880-90-х гг. Этот процесс попытался объяснить физиолог И.И. Мечников. Против стремления к смерти он выдвигает теорию ортобиоза: пессимизм можно преодолеть, если помочь человеку стать гармоничной личностью и продлить ему жизнь.

Вопрос о реальности, поднятый на «стадии» адаптации идей С.Н. Трубецким в 1890 г., станет затем одной из главных тем исследовательского этапа 1910-20-х гг. Трубецкой находит истоки гносеологии Гартмана в гегелевской философии. В отличие от поздних реципиентов Трубецкого не интересует соотношение наивного реализма, трансцендентального идеализма и трансцендентального реализма. Русский мыслитель «отвлеченному идеализму» Гегеля и Гартмана противопоставляет собственную мировоззренческую позицию «конкретного идеализма».

Во втором параграфе второй главы «Место философских идей Э. Гартмана в творчестве русских писателей» показано, что не только в философских кругах в России обратили внимание на систему немецкого философа. Реконструкция рецепции философских идей писателямизатруднена из-за близости учений Э. Гартмана и А. Шопенгауэра и зачастую невозможности получить точные указания на философские источники вдохновения писателя и/или поэта в художественном тексте.

Тем не менее удалось установить, что к идеям немецкого философа для решения своих творческих задач обращались Л.Н. Андреев, И.Ф. Анненский, Н.А. Арнольди, М.П. Арцыбашев, А. Белый, Д.Д. Бурлюк, В.Я. Брюсов, В.В. Вересаев, А.М. Горький, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Б.Л. Пастернак К.К. Случевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, А.И. Эртель.

В 1880-90-х гг. широко обсуждалась тема пессимизма, поскольку главным ее вопросом был вопрос о ценности человеческой жизни. В состоянии душевного кризиса 1870-х гг. Л.Н. Толстого записывает в дневнике:«и Гартман<,> и Шопенгауэр прав». Свои экзистенциальные поиски русский писатель представляет в «Исповеди» и «Крейцеровой сонате» и приходит к выводу о необходимости прекращения жизни, остановки движения и прогресса. Но уже 1880-е гг. окрашены в творчестве Толстого иной краской. В трактате «О жизни» философы-пессимисты уличены в ханжестве и лицемерии.

Надо отметить, что Гартман тоже в свою очередь читал Л.Н. Толстого и представил свои размышления о его художественном методе в статье «Будущность литературы». Немецкий философ был знаком и с другим русским писателем – К.К. Случевским, которого впоследствии считали предтечей Серебряного века. В повести Случевского «Профессор бессмертия» также заметен след гартмановских идей. В начале произведения главный герой, врач П.И.Абатулов, настроенный позитивистски, отрицает мистичность материи и высмеивает Гартмана и Шопенгауэра, но, пережив личную трагедию, приходит к религии.

Замысел показать пессимиста в литературе возникал и у К.Н. Леонтьева, к сожалению, так и не осуществленный. Образы рафинированных интеллектуалов, не способных к решительным действиям, представил поклонниками гартмановских идей А.И. Эртель в романе «Смена» и рассказе «Серафим Ежиков». Таких представителей этого поколения В.В. Воровский назовет «лишними людьми». Единственным выходом для таких типажей, с точки зрения целого ряда писателей (Л.Н. Андреева, М.П. Арцыбашева, В.Я. Брюсова, М. Горького и А.П. Чехова), является самоубийство или сумасшествие.

Но не только тема смерти и пессимизма связана с именем Гартмана в русской литературе. Идеи немецкого философа внесли вклад в разработку собственного писательского метода и в поиски философских оснований для своей художественной концепции. Так, А. Белый одним из элементов теории символизма называет философию Гартмана, а Д.Д. Бурлюк, разрабатывая теорию энтелехизма как первичного знания, ссылается на рассуждения немецкого метафизика о бессознательном.

Для Б.Л. Пастернака и И.Ф. Анненского диалог с Гартманом строится в сфере их научных интересов. Так, например, в архиве Пастернака сохранился студенческие конспекты по книге Э. фон Гартмана «Философская система Шеллинга» и по 2-й главенемецкого издания книги Гартмана «Современная психология. Критическая история немецкой психологии во второй половине XIX века» (1901).

И.Ф. Анненского привлекло решение Гартманом вопроса о механизме мышления и его связи с языком. В отличие от лингвиста Н.В. Крушевского поэт отвергает концепцию бессознательного в языке. Крушевского же гартмановские идеи подводят к замыслу создания «феноменологии языка».

В третьей главе «Исследовательский этап рецепции философии Э. фон Гартмана в России» показано изменение проблематики, интересующей русских философов на исследовательском этапе рецепции, и представлены попытки определить и обосновать значение немецкого метафизика для развития отечественной мысли.

В первом параграфе третьей главы «Подводя итоги: критическое осмысление учения Гартмана русскими философами» обращается внимание на то, что в российском культурно-историческом контексте смерть Гартмана воспринимается как точка отсчета для новой парадигмы мышления. В произошедшей смене интеллектуальных вех метафизика отходит на задний план, а вместе с ней одна из последних таких «систем большого стиля» (Л. Галич / Л.Е. Габрилович) – философия бессознательного.

На смерть Гартмана откликнулись ведущие журналы: «Свобода и культура», «Весы», «Золотое руно», «Вопросы философии и психологии», «Вестник знания», «Христианское чтение», «Русская мысль», сборник «Новые идеи в философии». В этих статьях была предпринята попытка нового подхода к метафизике Гартмана, нахождения параллелей с современными мыслителями, осознания исторической роли ушедшего философа и вписывания его идей в новый контекст.

Гартмановская система представлялась одной из наиболее значимых метафизических концепций, поэтому студенты знакомились с ней на занятиях по философии в высших учебных заведениях. Профессор МДА А.И. Введенский, профессор Санкт-Петербургского университета А.И. Введенский, профессора Московского университета Г.И. Челпанов и Г.Г. Шпет, профессор сначала Казанского, а позже Варшавского университетов Е.А. Бобров, профессор Университета Св. Владимира в Киеве А.Н. Гиляров, а также профессор СПбДА Н.Г. Дебольский проводили занятия по философии Гартмана, использовали его построение как иллюстрацию к собственным размышлениям. Можно с большой уверенностью утверждать, что семинарии Челпанова повлияли на будущих авторов сборника «Пути реализма», а курсы лекций Введенского в Петербургском университете – на неокантианца Я.И. Гордина, не пренебрегавшего и идеями Гартмана.

Потребность в создании продуктивного гносеологического подхода подтолкнула к разработке и появлению новых концепций. В этот момент, несмотря на то, что гартмановская философия в целом представлялась уже устаревшей, учение Гартмана о трансцендентальном реализме было актуализировано этими поисками.

Во втором параграфе третьей главы «Поиски “путей реализма” русскими философами» освещено становление проблемы реальности в русской философии. Эту проблематику в начале XX века затрагивают многие отечественные (А[лексей].И. Введенский, В.А. Базаров, А.А. Богданов, А.В. Луначарский, С.А. Суворов, С.Л. Франк и др.) и зарубежные философы (Р.В. Селларс, Э. Холт, У. Марвин, У. Монтэгю, Р. Перри, У. Питкин, Э. Сполдинг). Но в связи с идеями, реципированными в учении Гартмана, вопросом о реальности задаются прежде всего П.В. Тихомиров, Н.Г. Дебольский и трое авторов сборника «Пути реализма» – Б.Н. Бабынин, Ф.Ф. Бережков и А.И. Огнёв.

Возникновение гносеологической проблемы реальности внешнего мира в начале ХХ в. было обусловлено активным развитием естественных и точных наук, особенно физики. В рамках эмпириокритицизма обосновывается относительность научного знания. Знание – это опыт, который накапливается в виде науки, т.е. законов, формул, моделей. Встает вопрос о том, что представляет собой объективная действительность. В русском неокантианстве – в работах И.И. Лапшина – этот вопрос специфицируется в проблеме чужого «я», чужой одушевленности.

П.В.Тихомиров впервые обратился к гартмановской концепции реализма в своем обзоре существующих типов гносеологических учений в 1900 г., затем возвращается к этому вопросу в статьях 1905 г. и в 1906 г. В них Тихомиров выступает как историк философии и потому стремится точно передать гартмановскую философскую концепцию в целом. Н.Г. Дебольский, напротив, ставит себе целью подробно проанализировать только гартмановскую гносеологию. Дебольский, чье философское развитиешло во многом синхронно и параллельно с гартмановским, последовательно разбирает положения немецкого метафизика о наивном реализме, трансцендентальном идеализме и трансцендентальном реализме. Подобные работы подготовили платформу для появления в России сборника «Пути реализма» (1926), по постановке проблем и самой своей тональности принадлежащего дореволюционной традиции русской философии.

Б.Н.Бабынин и Ф.Ф. Бережков, пересматривая «физиологическое опровержение наивного реализма» в целях реабилитации объективности непосредственного опыта, выбирают в качестве мишени своей критики именно учение Гартмана как наиболее характерное в этом отношении. Бережков в своих рассуждениях ссылается на работу Дебольского о гносеологической установке немецкого философа.

В третьем параграфе третьей главы «А.И. Огнёв как исследователь и критик философии Э. фон Гартмана» исследована научная биография и проведена реконструкция философской концепции русского мыслителя в ее связи с гартмановским учением.

Впервые А.И. Огнёв подверг критическому осмыслению систему Гартмана в реферате к семинарию Челпанова. Эта работа затем легла в основу магистерской диссертации «О трансцендентальном реализме у Гартмана» (1910). Сложность при исследовании гартмановской установки на феноменальный мир, по мнению русского философа, возникает из-за эклектичности построения немецкого мыслителя. А.И. Огнёв не согласен с И.И. Лапшиным в том, что понятия «идеализм» и «солипсизм» у Гартмана фактически не различимы. По мнению Огнёва, немецкий философ сводит трансцендентальный идеализм к «психологическому феноменизму». В одном из финальных аккордов квалификационной работы звучат выводы о первенстве Л.М.Лопатина, а не Гартмана в разборе панлогизма Гегеля. Эту мысль Огнёв повторит в биографическом очерке «Лев Михайлович Лопатин» (1922).

В статье «Пантеизм и панлогизм» (1912) философская конструкция немецкого метафизика используется Огнёвым как иллюстрация для доказательства истинности точки зрения Лопатина о первенстве понятий над вещами. Молодым ученым доказывается мысль, что развитие пантеистической системы предполагает поворот к панлогизму. Огнёв касается данной проблематики с целью поиска выхода из кризиса философии.

Статья «Сознание и внешний мир», вышедшая в сборнике «Пути реализма» (1926) была подготовлена ранними творческими исканиями мыслителя, но написана вразрез с ними. И если в статье «Идеальное и реальное в сознании» (1918), посвященной философии Э. Гуссерля, Огнёв еще убежден в универсальности спиритуалистической метафизики, то ко времени написания своей последней статьи он окончательно покидает спиритуалистическую позицию и переходит на позицию, близкую феноменологической. В статье 1926 г. Огнёв лишь коротко остановится на точке зрения Гартмана, указывая на ее догматизм и эклектизм в целом и вскрывая ее непреодоленный дуализм в вопросе о реальности внешнего мира. Заслугу немецкого метафизика Огнёв видит только в том, что Гартман ввелв философию понятие «трансцендентальный реализм». Догматизм философии бессознательного требовал противопоставить «качественным субъективным образам внешних вещей их действительность в себе», но такая форма не является продуктивной гносеологической установкой, по мнению Огнёва.

Таким образом, русский философ пронесет связь с идеями Э. Гартмана через несколько своих работ, воспринимая последнего вначале как объект исследования, а позже как средство для презентации собственных идей.

В заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и намечаются перспективы дальнейшей разработки темы. Артикулировано значение Гартмана для русской философии: инспирация к самостоятельному философскому мышлению, участие в формулировании философских проблем и в совершенствовании философского языка.

 

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

$11.        Бутина,  Е. А. Философские идеи Э. фон Гартмана в творчестве русских писателей / Бутина Е.А. // Дом Бурганова. Пространство культуры. – 2012. – №3. – С. 171-192. (1,15 п.л.)

$12.        Бутина,  Е. А. Формирование интереса к философским идеям Э. фон Гартмана в России / Бутина Е.А. // Преподаватель XXI век. – 2012. – №3. – Ч.2. – С. 232-235. (0,3 п.л.)

$13.        Бутина,  Е. А. В кругу возвышенных идей: Александр Иванович Огнёв (послесловие к публикации) / Бутина Е.А. // Кантовский сборник: научный журнал. – 2012. – №1 (39). – С. 70-74. (0,35 п.л.)

$14.        Огнёв,  А. И. О трансцендентальном реализме у Гартмана (подготовка к публикации и примечания Е.А. Бутиной) / Огнёв А.И. // Кантовский сборник: научный журнал. – 2013. – №3 (45). – С. 91-102. (0,9  п.л.)

$15.        Огнёв,  А. И. Обоснования морали по Виндельбанду (подготовка к публикации и примечания Е.А. Бутиной) / Огнёв А.И. // Кантовский сборник: научный журнал. – 2012. – №3 (41). – С. 96-103. (0,7 п.л.)

$16.        Огнёв,  А. И. Учение Канта о схематизме понятий чистого рассудка (подготовка к публикации и примечания Е.А. Бутиной) / Огнёв А.И. // Кантовский сборник: научный журнал. – 2012. – №2 (40). – С. 79-86. (0,6 п.л.)

$17.        Огнёв,  А. И. Учение о реальности Канта в понимании и оценке Гартмана (подготовка к публикации и примечания Е.А. Бутиной, сверка и редактура Н.А. Дмитриевой) / Огнёв А.И. // Кантовский сборник: научный журнал. – 2012. – №1 (39). – С. 62-69. (0,6 п.л.)

$18.        Бутина,  Е. А. Мори Огай и И.И. Мечников: два опыта восприятия философской системы Э. фон Гартмана / Бутина Е.А. // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. – М.: «Экон-информ», 2013. – С. 16-24. (0,4 п.л.)

$19.        Бутина,  Е. А. «Бесспорно крупнейший из немецких мыслителей второй половины 19 века…»: значение философии Э. фон Гартмана для С.Н. Булгакова / Бутина Е.А. // Булгаковские чтения: Сборник научных статей по материалам VI Всероссийской научной конференции с международным участием. – Орел: Картуш, 2012. – С. 55-59. (0,25 п.л.)

$110.    Бутина,  Е. А. Философская рецепция в России второй половины XIX – начала ХХ в.: этапы развития (на материале полемики вокруг философии Э. фон Гартмана) / Бутина Е.А. // Русская философия: история, методология, жизнь. – Полтава: ООО «АСМИ», 2011. – С. 149-160. (0,75 п.л.)

$111.    Бутина,  Е. А. [реф.:] Эллисон Г.Э. Трансцендентальный и эмпирический реализм / Бутина Е.А. // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 3: Философия. Реферативный журнал. – 2010. – №3. – С. 192-198. (0,3 п.л.)

Всего по теме диссертации автором опубликовано 11 работ общим объемом 6,3 п.л.



[1] Данную методологию успешно использует Т.Г. Щедрина. См.: Щедрина Т.Г. Архив эпохи: тематическое единство русской философии. М.: Российскаяполитическаяэнциклопедия, 2008.